|
Житие Святого Великомученика Димитрия Солунского
Святой Великомученик Димитрий Солунский
Иконы Св. Вмч. Димитрия Солунского
Славна была в древнем мире Солунь. В 315 году до Рождества Христова военачальник Кассандр, муж сестры Александра Македонского, основал этот город, назвав его именем своей жены — Фессалоники.
Впоследствии город стал пограничным пунктом между Римской империей и славянскими племенами, проникавшими на Балканский полуостров и постепенно его заселявшими. Город был хорошо известен в
славянских землях, и уже довольно рано болгарское название «Солунь» стало вытеснять греческое «Фессалоники»,
Издавна в этом городе жило много, евреев; среди них в I веке раздалась проповедь Евангелия. Апостол Павел проповедовал здесь, основал Фессалоникийскую Церковь и обратился к ней впоследствии
с двумя вдохновенными посланиями. Проповедь пала на добрую почву; Евангелие быстро вышло из синагоги, распространилось среди язычников, и солунская община стала драгоценным, многоцветным
украшением древней Церкви.
Во времена Диоклетиана городом правил архонт (избранный населением правитель) из именитого Солунского рода. Человек ловкий, дипломатичный, мягкий, ласковый и изворотливый, он был наиболее
подходящим градоправителем в это бурное время. Сторонник городской независимости, он умел ладить с императорскими наместниками; тайный последователь Христа, он исполнял христианские обряды
вдалеке от людских глаз, под покровом ночи, и никогда официально не объявлял себя христианином. Своему сыну он дал традиционное солунское имя «Димитрий» — в честь богини Деметры, культ которой
был распространен в Македонии. Димитрий не был похож на отца: человек отважный и сильный, он избрал себе карьеру воина. Однако была и другая слава, помимо воинской, которая влекла к себе
юношу: в Солунь доходили слухи о доблестном кимоне Георгии, исповедавшем Христа перед императором и павшем в Никомидии; о прекрасном юноше, враче Пантелеимоне, казненном за принадлежность к
христианству; об Анастасии и Параскеве, проявивших неженскую твердость во время гонения; слава мученика Христова — новая, страшная и пленительная слава —виделась перед глазами солунского
отрока.
После смерти градоправителя его сын Димитрий был избран в архонты. Он правил городом очень короткое время; однако с самого основания города не было столь любимого народом правителя.
Справедливость была основным жизненным правилом Димитрия. Друг обиженных и обездоленных, обличитель несправедливости, враг произвола — таков был солунский правитель. Все жители города
(независимо от национальности и религии) ~ бедные и притесняемые, рабы и чужестранцы — видели в нем покровителя и заступника. В противоположность отцу Димитрий не делал тайны из своей религии;
открыто приходил он на собрания христианской общины: на вечере любви архонт возлежалза одним столом с ремесленниками, рабами, нищими пришельцами — с теми, от кого с презрением отворачивались
люди его круга.
Как раз в это время пришло некоторое облегчение для христиан: в 305 году император Диоклетиан отказался от власти и ушел на покой. С особенным чувством радости и облегчения восприняли эту
весть христиане: ушел от власти самый свирепый, самый энергичный гонитель из всех, каких знала древняя Церковь. Ни один из эдиктов, направленных против христиан, не был отменен; однако среди
смут, сотрясавших империю после Диоклетиана, никто уже не требовал их буквального исполнения. И если в это переходное время и мог быть христианский градоправитель в языческом государстве, то
правление Димитрия в этот период не могло быть долговременным.
Осенью 306 года в Солуни было получено известие, всколыхнувшее всех: город должен был посетить правитель восточной части империи Галерий Максимиан, бывший смертельным врагом христианства.
Узнав о предстоящем приезде, Димитрий почувствовал, что приближается час его огненного крещения. Он призвал к себе старого слугу Луппа, который много лет жил в доме градоправителя и был
ревностным христианином. Димитрий повелел раздать все свое имение самым бедным жителям города. И потекли толпы бедняков к дому градоправителя — все богатства, нажитые предками Димитрия,
перешли в их руки. Когда приехал в Солунь император, его встретил градоправитель, который был теперь не богаче последнего городского нищего. Император принял градоправителя любезно; ласково
поздоровавшись с ним и расспросив о городских делах, он сказал, что хочет почтить римских богов, отдал приказ об устройстве общественного жертвоприношения и выразил надежду увидеть при этом
торжестве первого гражданина Солуни. Твердо и ясно вымолвил Димитрий отказ, заявив в лицо Галерию о своей принадлежности к христианской религии. Император, оставаясь ласковым и любезным,
обратился к Димитрию с обычным увещанием, умоляя его подумать о своей карьере. Димитрий выслушал слова цезаря в почтительной позе, как повелевала воинская дисциплина, но не ответил ему ни
слова. Почувствовав в этом молчании непреклонную волю, Галерий Максимиан отпустил архонта. После жертвоприношения, при котором Димитрий не присутствовал, архонт как-то странно и незаметно
исчез, а через несколько времени по городу разнесся слух, что первый гражданин Солуни находится в городской тюрьме. Древнерусский агиограф следующим образом объясняет образ действия Галерия
Максимиана: «Царь боялся градьского восстания, вся бо мужи, не яко подручни, но яко обладаема, не яко слуги, яко уди к телу, к Димитрию привезани бяху».
Что думал, что чувствовал узник, находясь в тюрьме? Лаконичные и суровые авторы древних житий об этом молчат. Но здесь и не нужно слов: Димитрию следовало теперь испить ту чашу и креститься
тем крещением, о которых сказано: «Чашу, которую я пью, будете пить, и крещением, которым крешаюсь, будете креститься...». Здесь в темнице, Димитрий непрестанно молился: верный слуга его Лупп
и еще несколько христиан навещали ежедневно обреченного на смерть, которому (как все понимали) оставалось жить немного дней.
А за тюремными стенами шла бурная жизнь. Шумные празднества, торжества, пиршества следовали одно за другим; на какой-то срок Солунь превратилась в столицу. И как бы для полного сходства с
Римом было объявлено о предстоящем прибытии знаменитого римского единоборца Лия. Он прибыл в Солунь в октябре, к осенним праздникам в честь богини Деметры, которые с особым торжеством
справлялись в Македонии. Лий был необыкновенно сильный и ловкий борец, и не было ему равного во всей империи. Любого самого сильного человека он мог схватить в охапку, как ребенка, прижать к
себе и бросить на лес копий, которые держали воины внизу, под помостом. Его жертва корчилась в судорогах на копьях, в то время как гром рукоплесканий сотрясал стены цирка. О нем слагали
легенды, борцы всего мира его знали; любимец Диоклетиана, он не раз слышал похвалу из императорских уст. Христиане во всех концах империи с ужасом повторяли зловещее имя: во времена гонений
Диоклетиан христиан отдавал ему сотнями; императору доставляло особое удовольствие видеть, как гибнут «галилеяне» — эти ненавистные ему люди — в объятиях гиганта. Великан Лий в его глазах
олицетворял железную, несокрушимую силу империи, которой ничего не стоит, как мух, раздавить этих жалких нищих, физически слабых пигмеев с их бреднями о новой, грядущей в мир правде. Галерий
пригласил Лия в Солунь не только для развлечения. Он хотел и потешить толпу, жадную, как он знал, до кровавых зрелищ, и тем привлечь ее на свою сторону, и припугнуть недовольных сторонников
смещенного им архонта, и главным образом расправиться с христианами, показав им, что с уходом Диоклетиана (после короткой передышки) для них наступят еще худшие времена. И вновь, как во
времена Диоклетиана, полилась в Солуни христианская кровь: сотни людей, ускользнувших от руки палача во время прежнего гонения, должны были погибнуть на копьях, поверженные Лием. С ужасом
следили солуняне за страшным зрелищем; однако эффект от этого зрелища был не таков, как в Риме: там, в Риме, последний плебей все же чувствовал себя неприкосновенным в качестве римского
гражданина и с легким сердцем аплодировал гибели рабов-чужестранцев. Здесь все — и зрители и жертвы — были одинаково солунянами, и никто не чувствовал себя в безопасности. Властитель, который
ознаменовал свой приезд смещением и арестом градоправителя, а теперь истреблял невинных людей, внушал трепет и негодование. В глухо негодующей, но молчаливой и бессильной толпе зрителей
находился Нестор — молодой христианин, недавно принявший крещение. Нестор всегда испытывал восхищение перед солунским архонтом. Его пленяли в Димитрии отвага, мужественная сдержанность,
великодушие, беззаветная преданность Евангелию, и сейчас, находясь среди зрителей, он думал, как поступил бы теперь Димитрий, будь он на свободе, и отважный замысел созревал в его сердце... В
ночь на 26 октября в тюрьму к Димитрию вместе с Луппом пришел закутанный плащом юноша. Он долго беседовал с Димитрием, и Димитрий, смотря на него проникновенным, просветленным взглядом, после
краткого раздумья благословил его на подвиг и предсказал, что этот день будет для него днем победы и днем его гибели за Христа.
26 октября 306 года по Солуни разнеслась странная весть: в этот день утром юноша Нестор вызвал на единоборство страшного Лия. Люди смеялись, покачивали головой, вздыхая над сумасбродством
молодости, и все жалели отчаянного молодого человека. Цирк был переполнен. Галерий Максимиан был в радостном настроении, предвкушая интересное зрелище. Лий, тупо смотря в толпу бычьими
глазами, с самодовольной усмешкой ждал очередной жертвы; он засмеялся, увидев, что его противник -незрелый юноша, почти мальчик. Прежде чем вступить в бой, Нестор, пав на колени, обратился к
Богу с пламенной молитвой. Глядя горящими глазами в голубое небо, он громко молился, чтобы Бог Димитрия благословил его руку и избавил от гибели тысячи людей. Тяжелый вздох прошел по толпе;
сотни людей подняли вслед за юношей глаза к небу, лицо императора скривилось злорадной усмешкой: новый урок христианам, обнаглевшим после ухода Диоклетиана, — посмотрим, поможет ли ему «Бог
Димитрия»? Затем начался бой; Лий превосходил Нестора опытом; однако молодой Нестор был более подвижен, ловок, и силы у него были более свежие, чем у его уже немолодого соперника. Как все
македоняне, Нестор много занимался спортом, а вчерашнее предсказание Димитрия наполняло его сердце несокрушимой верой в победу. Первые движения Нестора заставили знатоков насторожиться — Лий
встретил достойного противника. Еще несколько движений — и гул пронесся по цирку: Нестору удалось неожиданным приемом сбить с ног гиганта, и вот, страшный Лий летит вниз, на копья...
Ошеломленные воины не успели раздвинуться — и любимец, Диоклетиана повис на остриях, истекая кровью. После минутного молчания толпа разразилась победным кликом, а император, встав со своего
места, с перекошенным от ярости лицом: скомандовал: «Приверженца галилейской секты — на копья!» Несколько воинов ринулись на помост и тут же, повалив Нестора, сбросили его вниз. Так юноша
Нестор совершил в этот день свой подвиг и погиб за Христа.
Правильно ли поступил Нестор, вступив в бой с Лием, и правильно ли поступил Димитрий, благословив его на поединок?! Да, они оба поступили правильно и в полном соответствии с духом
христианства, которое проповедует всепрощение, когда речь идет о врагах личных, и благословляет на борьбу, когда надо спасать ближних. «...Яко же убо лиеву низложил еси гордыню и на подвиг
дерзновенно сотворив Нестора, тако, святе Димитрие, Христу Богу молися даровати нам велию милость»,— восклицает Церковь словами тропаря св. Димитрию. Причисляя и юношу Нестора к лику святых
мучеников память его 27 октября, на другой день после дня св. Димитрия, Церковь называет его Христовым воином и воспевает в тропаре его бессмертную славу: «Страдальчествовав добре, бессмертную
славу наследовал еси ныне, яко воин изрядный Владыки был еси молитвами Димитрия мученика; с ним убо, Несторе мудре, моля не престай о всех нас».
«О поражении Нестором Лия, — замечает архиепископ Сергий, глубокий знаток агиологии, — говорится в самых древних актах, и в поступке Нестора все заслуживает похвалы: поражена гордость
борца, посрамлена страсть императора к сему борцу и к борьбе вообще, приписана победа единственно помощи Бога христианского».
Димитрий был убит в тот же день: под вечер к нему в темницу ворвалось несколько воинов, которые пронзили копьями погруженного в молитву узника. Он был похоронен Луппом; старый слуга выкупил
у стражи тело своего бывшего господина, ставшего его братом во Христе; он совершил над ним христианское погребение и сохранил окровавленную одежду, снятую им с Димитрия. Как величайшую
реликвию, хранили ее солунские христиане, но вскоре весть об этом дошла до властей, и Лупп разделил участь своего господина.
Когда после Миланского эдикта настала веротерпимость, Христова Церковь стала громко прославлять мучеников. Димитрий Солунский — один из последних страстотерпцев — был окружен особой славой.
«Кровей твоих струями, Димитрие, Церковь Бога обагри, давый тебе крепость непобедимую и соблюдая град твой невредим, того бо еси утверждение»,— воспевает его Церковь словами кондака.
Величественный храм вознесся над гробом Димитрия — паломники со всей христианской Эллады потекли в этот храм; шли столетия за столетиями — и с каждым веком росла слава великомученика; в VII
веке были открыты его мощи, в 875 году с далекого Запада император Карл Лысый обратился с просьбой изложить ему житие Димитрия Солунского. Просьба Карла Лысого была исполнена библиотекарем
Анастасием, который изложил житие Димитрия на латинском языке. В X веке от мощей св. Димитрия стало истекать благоуханное миро после чего к святому стали прилагать новый эпитет: «Мироточивый».
И в славянском мире святой Димитрий был одним из наиболее почитаемых мучеников. Ревностным почитателем святого Димитрия был равноапостольный Кирилл — славянский учитель (родом солунянин),
который окончание своего перевода Священного Писания на славянском языке специально приурочил ко дню памяти снятого Димитрия Солунского. На Руси издревле чтили «Димитриев день». 10 января 1198 Руководитель воскресной школы,
Протоиерей Александр Рябков.
года город Владимир с величайшим торжеством встретил присланную из Солуни икону святого Димитрия, написанную на доске его гроба. Евфросиния Полоцкая, как величайшую святыню, привезла из Святой
Земли крест с частицами мощей великомученика. Но особенно чтили святого Димитрия в простом русском народе; в XIII—XIV веках имя поборника справедливости призывалось всеми русскими людьми,
изнывавшими под татарский игом. Образ великомученика, благословившего Нестора дать отпор жестокому Лию, вдохновлял порабощенных людей на борьбу с поработителями. Св.вмч. Димитрий является
покровителем христолюбивого воинства. Установлено поминовение усопших воинов – Димитриевская родительская суббота. Учредил эту традицию св.блг.кн. Димитрий Донской в честь своего небесного
покровителя. Первый раз поминовение совершилось по благословению преп.Сергия Радонежского в 1381году – в память Куликовской битвы.
XX век... Более тысячи шестисот лет отделяют нас от того времени, когда пал от руки убийц Солунский страстотерпец, но не умолкает слава Димитрия. И до сих пор верующие люди празднуют его
память 26 октября.
Прот. К. Константинов, ( протоиерей Константин Иванович Карчевский) кандидат богословия. Журнал Московской Патриархии, 1959 год, № 11.
|
